Судьба казака Василия Кирпичева
Оглавление / О книге / От автора / Стр - 1 / Стр - 2 / Стр - 3 / Стр - 4 / Стр - 5 / Стр - 6 / Стр - 7 / Стр - 8 / Стр - 9 / Стр - 10 / Стр - 11 / Стр - 12 / Стр - 13 / Стр - 14 / Стр - 15 / Стр - 16 / Стр - 17 / Стр - 18 / Стр - 19 / Стр - 20 / Стр - 21 / Стр - 22 / Стр - 23 / Стр - 24 / Стр - 25 / Стр - 26 / Стр - 27 / Стр - 28 / Стр - 29 /
5. РАСКУЛАЧИВАНИЕ. ЖЕЛЕЗКИНО
В. В.: В начале тридцатых годов по всей стране проходила очередная компания, которая не обошла и наш затерявшийся в сельской глубинке хутор. В Лестюхах были намечены к раскулачиванию несколько семей, в том числе и наша семья, уже всем известная как семья «белогвардейца», «врага народа».
Были мы обычными середняками. Отец кормил шестерых детей. Мать была все время беременная - рожала девять раз. Когда шло раскулачивание, было сталинское распоряжение - середняков не трогать, но на местах были «отдельные искривления генеральной линии партии» (фраза из документов ВКП(б)).
Раскулачивали нас дважды. В семейном альбоме сохранилась справка из архивного фонда Киквидзенской «райособой комиссии по ликвидации кулачества». В «Обязательстве от 17 марта 1930 года принято имущества кулака Кирпичева B. C.
Дом о двух комнатах - 1, стоимостью 100 руб., амбар рубленый 1, ст. 40 руб., рубленая конюшня 1, ст. 10 руб., лобогрейка 1, ст. 10 руб., веялка 1, ст. 3 руб., ход с ящиками 1, ст. 30 руб., плуг 1, ст. 1 руб., борона железная 2, ст. 6 руб., лошадей 2, ст. 70 руб., корова ст. 30 руб., кур 8 шт., ст. 1руб. 60 коп., уток 4 шт. 1 руб.».
В этом документе, в котором тщательно пересчитана каждая курица, - ни слова о том, сколько у раскулачника человеческих душ в доме и во дворе. Это новую «рабоче-крестьянскую» власть не интересовало.
У счетовода Галушкина П.И. в Киквидзенской прокуратуре работал родной брат Зиновей. Благодаря хлопотам \этих людей, обративших внимание комиссии именно на человеческие души, первое решение о раскулачивании было отменено.
Во время голода в начале 30-х годов отец работал в колхозе на конюшне и иногда давал мне в мои карманы горсть-другую овса. Мы толкли его в ступе, потом немного очищали и мать пекла из этой овсяной «муки» блины. А у нас был председателем сельсовета однофамилец моего деда Еремичев Астах. Он был из бедноты, как и мой отец - с четырьмя классами образования. Работал учителем в Лестюхинской школе и у него учились мои младшие сестренки Тая и Маша. Потом стал председателем сельсовета.
И вот он как-то пришел к нам, когда мать пекла эти блины, и говорит: «Пелагея Ивановна, дайте мне немного пшена» (у него было двое детей). А мать ему ответила: «Нет у меня пшена, ты же видишь, я пеку блины из засоренной овсяной муки, - а сколько у меня ртов». Он ушел озлобленный.
А тот служивый, который свел счеты с моим дедом (его фамилия Казачков), - он уже работал в районном центре. Я так предполагаю, что под проводившуюся кампанию они записали нас в «кулаки», руководимые чувством мести, подтасовав еще один факт.
Все знали, что к кулакам относили тех, кто жили богаче других, и использовали наемную рабочую силу. Моя бабушка (по отцу) была из рода Костровых. У нее в хуторе Аникеевском жил племянник, который был местным атаманом. А у этого атамана был сын - молодой парень, которого бабушка просила помочь, когда наступала пора сенокоса или уборочная страда. Он тогда к нам приходил (его хутор был в четырех километрах от нас) и у нас какое-то время жил. И вот моего отца из-за этого родственника записали в кулаки как «эксплуататора наемного труда». Так, одной бумажной подтасовкой, решались судьбы многих людей.
Как проходило раскулачивание, я хорошо помню.
В комиссию по раскулачиванию входил крестник моей матери Обухов Роман Гаврилович, комсомолец. Он прибежал к нам около двенадцати часов ночи, сильно запыхавшись: «Маманя, маманя, готовьтесь, сегодня будем Вас «кулачить» (у казаков приставки «рас» в этом глаголе не было - В.М.). Полный переполох. Мать стала надевать на себя всю одежду, какую только можно было натянуть. С отцом успели мы из ларя насыпать мешок муки, отец его туго завязал и этот мешок мы спустили в реку, в лозняк.
В. М.: А почему в реку? Мука же там пропадет.
В. В.: Нет, это только хуторяне знают. Если мешок с мукой хорошо завязан, то сверху только образуется влажная пленка, а мука остается совершенно сухой.
Отец достал из сундука свои хромовые казачьи сапоги и велел мне закопать их в одной из ям, которые мы приготовили для забора (плетня). Когда я вернулся, с трудом выполнив задание отца (ночь была совершенно черной), комиссия уже «работала». Четыре человека в форме. Фамилия председателя комиссии, которую я узнал позже от матери, запомнилась мне на всю жизнь. ГРЕШНИКОВ (имя - отчества не помню). [Позже, в 50-е годы он работал на Тракторном заводе. Мне об этом сказала сестра Тая, которая была на этом заводе табельщицей.]
Убрать, или припрятать хотя бы главное, мы не успели. Комиссия открыла сундук, а там, на дне лежала казачья форма отца: френч, брюки с лампасами, фуражка. В переднем углу у нас стоял стол и две лавки, - они их убрали, и стали в этот угол бросать, все, что находили. Один из них взял мои валенки. Увидев, что моя обувь полетела в общую кучу, я заревел: «Мам, мои валенки!» Но строгий исполнитель приказов свыше их не отдал.
Потом, увидев, что наша мать слишком «толстая» после того, как одела на себя побольше всякой одежды, они стали ее... раздевать, оставив на ней только самое необходимое.
Погрузили нас всех на подводу, предупредив, чтобы мы взяли с собой лопаты, топор, пилу, другие инструменты - и повезли. Проехали мы примерно километр. Мама, - как что-то чувствовала, - решила нас еще раз пересчитать. Оказалось, что Маши нет. Мы с отцом вернулись. У нас была деревянная кровать. Смотрим: Маша забилась в угол под кровать и спит. Вспомнили мы и про казачьи сапоги отца, которые я спрятал во дворе, и которые мы в суматохе забрать забыли. «Казак без сапог - не казак», - говорил отец.
Повезли переселять нас в местечко Железкино на юго-востоке нашего района километрах в 50-ти километрах от Лестюхов. Там были разрушенные дома, руины. Недалеко был пруд, заросший камышом.
Вблизи от этого места жили обрусевшие немцы, предки которых поселились здесь давно. У них были добротные ухоженные дома, которые не назовешь хатами.
На другой же день после «переезда» начали мы рыть с отцом яму. Рассчитали площадь землянки, чтобы в ней могли уместиться семь человек. Сделали стеллажи из срубленных веток деревьев и хвороста, под них нарезали из стволов найденных деревьев подставки. Сначала спали под открытым небом, а потом соорудили крышу из камыша.
В. М.: Вы сказали - на семь человек. Вас же всего было восемь?
В. В.: Чтобы избежать «высылки», старшая сестра Фекла была вынуждена выйти замуж. К ней посватался один из семерых братьев Красновых, и, хотя наши родители были против, она в 16 лет вышла замуж за нелюбимого человека. Они недолго прожили, развелись, и на ней женился другой брат - Иосиф, который работал в милиции.
В. М.: А где же брали воду для питья?
В. В.: Из пруда. В балках там можно было найти ручей. Да и экология тогда была другой.
А как готовить еду в полевых условиях? Сначала отец хотел соорудить очаг внутри землянки, но потом мы стали строить печку на улице, чтобы не сжечь наше «жилище». К счастью, мы нашли чугунную плиту для печки с двумя конфорками. Я натаскал обломков кирпичей из близлежащих развалин, и отец соорудил печку с трубой. Рядом с печью было кострище, на котором можно было нагреть или вскипятить бадью с водой.
То, на чем нормальные люди привыкли спать - матрасы, - ничего этого у нас не было. Я нарубил травы, за пару дней она подсохла, мы набросали ее на наши стеллажи, сверху - еще кое-какие тряпки. Так мы и жили в этой землянке до самого сентября.
(В. М.: По рассказам и наброскам Василия Васильевича Оксана Скупова нарисовала новое «жилище» семьи Кирпичевых).
Начали мы там жить. Есть было нечего. Отец посылал меня по близлежащим селам собирать подаяние. Немцы сначала кое-что давали, а потом перестали давать. Однажды мы пошли просить еду целой бригадой (со мной пошли Ася и Тая), но убедились, что группе меньше дают, чем одному, и отец меня посылал после этого одного.
В Железкино я научился ловить сусликов. Пруд был рядом. На одну норку набрасываю сетку, а во вторую наливаю воды, - и суслик выскакивал, запутываясь в сетке. Суслик питается зерном, поэтому мясо у него было вкусное. Я там почти всех сусликов переловил. Потом отец вместе со мной стал искать какую-нибудь работу в поселке у немцев. Один случай я запомнил на всю жизнь.
Нужно было вырыть погреб. Глубина - не меньше двух метров. Отец снизу копает и выбрасывает землю, а я отбрасываю ее от ямы, чтобы не сыпалась вниз. Наступило время обеда. Хозяйка дала нам по миске манной молочной каши. Я в жизни никогда такую кашу не ел! И еще с маслом! Отцу, естественно, хозяйка положила побольше, а мне поменьше. Хлеб, кружка молока.
Отец увидел, как моментально я оплел эту сказочную кашу, и из своей миски мне добавил. А кухарка, видя такое дело, отцу еще подложила.
Немного в моем голодном детстве было таких праздников, как у этой немки.